Когда я справился не до конца

Меня часто спрашивают, были ли в моей практике случаи, когда я справился со сложной задачей, что называется, не до конца. Были. Я расскажу две истории.

Три года назад мы с семьей отдыхали в Болгарии. Моему ребенку тогда был год. Он подхватил рото-вирусную инфекцию. Температура под 40, не сбивается вообще ничем: свечи не работают из-за постоянного стула, кишечник воспален и всасывание не происходит. Температуру я сбивал ребенку, сидя с ним в холодной ванной. Понемногу он стал выправляться и даже понемногу ползать. Ходить сил у него совершенно не было. И в один момент он не успел выставить руку и ударился головой. Таких падений в жизни ребенка бывает множество, они заканчиваются слезами и обнимашками. Но в этот раз все случилось немного по другому сценарию. Он испугался. И очень сильно. Настолько сильно, что не мог вздохнуть.

Я не знаю точно, сколько времени это продолжалось. Для меня это были лихие минуты. Я в своей жизни десятки раз выводил детей из приступа и восстанавливал дыхание, но тут ничего из моего арсенала не срабатывало. На моих руках у моего сына начался приступ. Я сорвал с душа лейку и направил струю холодной воды ему в лицо. Тогда он заплакал. Потом были первые минуты восстановления, когда мы с женой учили его заново сосать, глотать, я пробуждал рефлексы – и далее по списку. Два дня постоянной круглосуточной работы. Я отказался от госпитализации и чуть не убил русскоговорящего доктора скорой, который обвинил меня в совершении преступления по отношению к своему ребенку. Приехали они при этом по вызову через 1,5 часа. И если бы я был не я, то…

Дальше все начало налаживаться. Мы ходили на капельницы, и ситуация начинала выправляться, пока ему не добавили в капельницу регидрон. Ну так они сказали. Давление поднялось до 150/100, пульс зашкаливал, и он начал терять сознание. Я понял, что если он выключится, то вернуть его я не смогу. Я заставлял своего ребенка плакать пол часа. Я не буду описывать, как я это делал. Это жестко, но я знал, зачем.

Потом госпиталь на неделю, борьба с госпиталем, где меня уверяли, что моя страховка не работает. Я, к стыду своему, не помню эту страховую компанию, но их представители, видимо, по отработанной уже схеме, дошли до консульства, и все быстро заработало. Болгарские друзья очень хотели наличных денег в кассу. После госпиталя мы уехали домой.

Так завершилась история в Болгарии. Потом мой ребенок еще несколько раз по прописанной дорожке выдавал приступы дома, но уже по короткому сценарию. Я восстановил все функции у своего ребенка и делал это постепенно два с половиной года. И вот на этой недели у него прорвало речь. Вчера он, играя со старшим братом, закричал: “Папа, помоги”. Он заговорил в 3,8. Теперь постоянно пробует повторять за нами слова. Это очень не быстро. Я знаю, откуда ноги растут и почему так долго. Все это время все в моей семье многое делали, для того чтобы это случилось. Дочери я готов выдать диплом коррекционного педагога.

Были ли моменты, когда я уставал ждать – конечно, верить – никогда, ни на секунду. Я как специалист очень хорошо знаю сценарии развития после длительной асфиксии, что бывает и какие возможны последствия. Я знаю, от чего я увел своего ребенка за эти два с половиной года. В таких случаях очень важна совместная работа специалиста и родителей. У меня это получилось.

Вторую историю не могу описать так же подробно, но некоторые факты удалось выжать из моих родственников. Когда мне исполнился год, меня отправили в санаторий в ясельную группу на месяц. Представляете, такие были в советское время. Там я заболел воспалением легких, а что случилось потом – никто не знает точно. Но вернули меня родителям с параличом нижних конечностей. Я пошел в 10 месяцев, потом санаторий – и больше года лежал.

Опять пошел в 2,5 года. Матушка рассказывала, что вошла в комнату, а я стоял в кроватке. Потом рассказы о моем отказе сидеть в коляске или на санках: только пешком, только идти. Может, отсюда мое умение ощущать потребности ребенка? Я пошел на бальные танцы, которые меня в прямом смысле вылечили. Со второй четверти первого класса я приходил из школы с температурой под 39. Ложился спать, делал уроки и убегал гулять. И так каждый день.

В школе в то время ввели занятия ритмикой. Где-то в октябре преподаватель вошла в класс и предложила придти к ней заниматься бальными танцами в клуб. Мальчик вышел к ней перед всем классом и 6 лет занимался бальными танцами. Я очень болезненно реагировал на насмешки одноклассников и переживал их, но только не в этом случае. Уже после нового года я перестал приходить из школы с температурой.

Потом – биатлон и часто запредельные нагрузки. И никто не может даже предположить, что у меня были трудности с ходьбой. Потом – институт, и именно в год моего поступления открывается кафедра реабилитации. Может, все не просто так?

PS: Я до сих пор не знаю, зачем написал. Не было конкретной цели. Были только эмоции. Но читая ваши комментарии, понимаю, зачем это нужно было. До меня многие вещи докатывают дольше, чем до жирафа. Мне один человек, слушая, что я раскатывал о себе, написал: умный, сочувствующий, глубокий. Вот этим трем пунктам я пытаюсь соответствовать.

Мне очень важно оставаться человеком. Я в первую очередь муж, отец, а потом уже – специалист. Да, мне можно позвонить в 3 часа ночи, когда что-то случилось, и это необходимая доступность специалиста. Я так же переживаю и беспокоюсь за детей, как любой родитель. У меня так же не на все родительские вопросы есть ответы, я так же косячу, как любой родитель.

Мне действительно проще разобраться в некоторых ситуациях, так как я специалист, и у меня большой опыт. И от природы мне дано чувствовать детей. Поэтому я и хочу, и буду с вами делиться своими знаниями и умениями. У меня есть понимание этапов и возможность выстроить прогнозы. Мне легче ждать, но я знаю, как это непросто. Поэтому я буду поддерживать и давать силы родителям. Наверное, написал я это, чтобы можно было сказать: “Мы с тобой одной крови, ты и я”.

Об авторе

Олег Леонкин, детский реабилитолог, иппотерапевт, специалист по сенсорной интеграции и детскому массажу, муж и отец 5-х детей.

Уже больше 25 лет я работаю на стыке 3 наук: медицины, педагогики и психологии, из них 18 лет с “особыми детьми”.

Наблюдая за ребенком, я анализирую порядка 40 факторов, вижу этап развития, чувствую потребности ребенка и знаю о его проблемах. Слушаю родителей и верю им. Думаю, делаю выводы, соединяю и объясняю. Перевожу с детского языка на взрослый.